Следы соболя на снегу – Следы соболя | Мир Знаний

mir-znaniy.com

Соболь

Соболь — обитает в лесах таежного типа — от Печоры и Среднего Урала на западе до Приморья, Сахалина и Камчатки на востоке. В местах совместного обитания с лесной куницей в западных частях своего ареала его можно узнать при встрече по более светлой окраске головы, заостренной морде, более короткому хвосту и неясным границам горлового пятна. Длина тела соболя 35–53 см, хвост 10–20 см, масса тела 1,2–1.8 кг. Самка значительно меньше самца, в среднем весит около 1 кг.

Соболь — типично наземный хищник. Большая часть его жизни проходит на земле, под пологом леса. Однако, несмотря на это, летом его следы обнаружить трудно, разве что заметишь отдельный отпечаток лапы где-нибудь на обнаженном участке почвы.

Единственно заметными следами соболя в бесснежную пору можно считать его помет. Как и другие куницы, он оставляет его на приметных местах — стволах рухнувших деревьев, пнях, камнях, муравейниках. Это длинные темные «колбаски» около 7,5–15 см длиной и 1–1,5 см толщиной. Они закручены по продольной оси в несколько витков, иногда тупые с обоих концов, но при наличии в них шерсти и перьев заканчиваются остриями. Помимо шерсти мелких зверьков и птичьих перьев в нем видны мелкие осколки костей, кусочки скорлупы кедровых орехов, кожица и семена ягод, хитин насекомых.

Увидеть соболя удается редко, и наблюдать его нелегко. Наиболее хорошие результаты при изучении этого зверя дает тропление его следов зимой.

Задняя лапа соболя

Лапы соболя очень широкие и снизу густо опушены. Пальцы, подошвенные подушки и когти скрыты в густых волосах. Из-за этого след соболя обычно нечеткий, менее четкий, чем у лесной, а тем более каменной куницы и харзы. Поражает их несоразмерная величина по отношению к размерам самого зверька. По величине они не уступают лисьим следам. Размер отпечатка на плотном снегу от 7×5 до 10×6, в среднем 6,5×4 см. При крупных скачках по рыхлому снегу отпечатки лап часто сливаются в одну ямку величиной около 25×10 см.

Помимо свойственной куницам двухчетке соболь нередко ходит трехчеткой, при этом расположение его отпечатков напоминает заячьи следы. На плотном снегу проваливается на 3–5, на рыхлом — на 10–15 см. Но и тогда он ходит чисто, не оставляя поволоки. В сибирской тайге следы соболя напоминают следы колонка, но спутать их все же трудно. Следы колонка значительно мельче и отпечатки располагаются не параллельно друг другу, как у соболя, а несколько сближаясь пятками.

На деревьях соболь чувствует себя менее уверенно, чем куница, и перепрыгивать с одного дерева на другое не способен. Соскакивая с дерева, куница не оставляет на снегу отпечатка хвоста в отличие от соболя. Заходя под кроны деревьев, последний сильно сокращает длину прыжков, а куница продолжает идти ровным ходом. Кроме того, соболь никогда дважды подряд не пользуется одним убежищем, а куница и даже кидас (помесь соболя с куницей) это делают.

Дорожки следов соболя на снегу

а — двухчетка б— трехчетка в — длинные прыжки по глубокому снегу

После сильного снегопада соболь обычно выходит лишь на 2–3-й день, когда снег осядет и уплотнится. Длина его прыжка сильно зависит от плотности снега. На рыхлом снегу зверек делает более короткие прыжки и сильнее расставляет лапы, при этом длина прыжков у него не более 30 см. На плотном снегу длина прыжков увеличивается до 45–75 см, а отдельные прыжки могут достигать и 2 м. Иногда по величине отпечатков удается определить даже пол зверька. Если ширина лунки двух лап не превышает 10 см, значит, след принадлежит самке, если более 13 см — самцу. Пол зверька можно определить и по оставленным пятнам мочи.

Соболь — многоядный хищник. Он поедает как животные, так и растительные корма. Состав основных кормов может заметно меняться, в зависимости от местных условий и численности того или иного корма. В Прибайкалье и Хабаровском крае в основном это лесные полевки и кедровые орехи или брусника. На Камчатке — белые куропатки, полевки-экономки, орехи кедрового стланца, а в период нереста лососевых еще и рыба. В бассейнах Конды и Сосьвы, как нигде в других местах, жертвой соболя часто становятся глухари и другие тетеревиные птицы. Он ловит их по глубокому снегу, когда птицы ночуют в подснежных камерах. Этот хищник хорошо ориентируется в пустотах под снегом. Свободно по ним передвигается и ловит грызунов. Летяг может поймать только днем, когда они отдыхают в дуплах. Белок ловит преимущественно на земле. Но и белка, и бурундук — нечастая добыча. Сеноставки попадаются на обед значительно чаще.

Из наиболее крупной добычи соболь может поймать зайца и глухаря. Ест и падаль, подбирая остатки добычи крупных хищников, поэтому нахождение в экскрементах соболя останков того или иного животного не всегда означает, что он сам поймал эту добычу.

Запасов соболь не делает, но у крупной добычи может задержаться до тех пор, пока не доест ее. Суточная норма пищи около 150–180 г., однако в желудках добытых соболей обычно находили и того меньше.

Встретив колонка или горностая, соболь упорно преследует их и либо уничтожает, либо изгоняет со своего охотничьего участка. Сам же может погибнуть в когтях крупных дневных хищников и филина. Опасна для него в Приморье и харза.

osledah.ru

Соболь — фото, видео, описание

Соболь (Martes zibellina) – хищный зверек с пушистым красивым мехом, ценный объект охоты. Это животное является одним из ближайших «родственников» лесной куницы — соболь похож на нее внешне, частью у них совпадают и повадки. Хвост, который так эффектен у лесной или каменной куницы, у этого зверька составляет всего около трети всей длины тела. Но это, как показала жизнь, для человека это никогда не имело принципиального значения, поскольку у соболя высокую ценность имеет шкурка.

Внешний вид

Соболь – не самое крупное млекопитающее из числа куньих. Особенности его внешнего вида таковы:

• длина тела взрослой особи – 40–58 см, при этом самка обычно несколько меньше самца;
• вес зверька – около 2 кг;
• голова у соболя имеет клиновидную форму, визуально выглядит большой; мордочка заострена, уши большие, с широким основанием, треугольной формы;

  Взрослый соболь

• лапы у животного сравнительно короткие, и именно из-за этого его спина имеет характерную выгнутость;
• по форме лапы достаточно широкие, густо опушенные (особенно зимой, когда мех покрывает даже подушечки и когти), что связано с особенностями образа жизни соболя.

Мех у зверька мягкий, пушистый, густой. Окрас сравнительно однотонный – на туловище темно-бурый, на лапах и хвосте черно-бурый, на голове обычно чуть светлее, чем на туловище. Зимой мех несколько светлее, летом – темнее, так что его основной тон варьируется от желтовато-песчаного до буровато-черного. Характерного явно выраженного горлового пятна нет, только у некоторых особей оно присутствует и имеет размытую, нечеткую форму и более светлый окрас по сравнению с основным цветом меха.

Ареал и среда обитания

Соболь распространен на территории евразийской тайги: с запада на восток – от северной части Уральских гор до Тихого океана (вмести с прилежащими к материку островами), на север – до пределов существования лесной растительности. Практически весь ареал – а это в основном Дальний Восток и Сибирь – принадлежит России. В числе других стран, в которых можно встретить соболя:

• Монголия;
• Корея;
• северный Китай;
• остров Хоккайдо (Япония).

К столь ограниченному ареалу привел интенсивный промысел. На начало века масштабы территорий, занятых соболями, были и вовсе незначительными, составляя не более десятой части прежнего. Они представляли собой всего лишь несколько разобщенных, изолированных друг от друга участков. Сейчас ареал в некоторой степени восстановлен, однако и в наше время общая площадь распространения соболя не превышает половины территорий, на которых он был распространен несколько сотен лет назад.

Основная среда обитания зверька – хвойная тайга. Соболь очень «любит» пихты, ели и кедр, которые обычно формируют так называемую черную тайгу – сырую, зачастую заваленную ветровалами, заросшую мхами.

Кроме таких участков, соболь живет:

• в листвичниках, которые преобладают на Восточно-Сибирском плоскогорье;
• среди курумов (поросших кустарником скальных россыпей), если животное поселяется в горных областях, примыкающих к тайге.

Особенности питания соболя

Это млекопитающее, как и все куньи, хищное. Его основной рацион составляют:

• мышевидные грызуны;
• землеройки и кроты;
• бурундуки;
• птицы семейства воробьиных, а также куриных (тетерева, куропатки).

  Соболь с добычей

В меньшей степени, если сравнивать с другими куньими, соболи едят белок. Крупные самцы охотятся на зайца.

Кроме того, в зависимости от сезона пищей этого животного зимой становится падаль крупных животных, а летом соболь, живущий близ крупных рек, обычно не пропускает нерест проходных рыб.

Особенным лакомством для соболя является мед диких пчел.

Из растительных кормов зверек предпочитает:

• ягоды и плоды – бруснику, гроздья рябины и т. д;
• кедровые орешки.

Правда, что касается орехов, то животное не утруждает себя их сбором с ветвей кедров, а подворовывает запасы, сделанные белками, полевками, бурундуками, кедровками.

Естественные враги

На соболя ни одно животное или птица не охотится ради пропитания. Но у него есть два основных конкурента во время охоты – колонок и горностай. С ними соболь делит столь лакомых для него мышевидных грызунов. Поэтому если ему доводится встречаться с одним из этих хищников, то ради того, чтобы убить нежелательного «соседа», соболь даже оставляет подстерегаемую добычу и переносит внимание на врага.

Среди соболей в группе риска обычно молодняк и старые особи, потерявшие былую ловкость и скорость передвижения. Они могут стать жертвой любого хищника, которые крупнее них.

Поведение зверька

Охотится зверек в любое время суток. Двигаться при этом предпочитает по земле, высоко на деревья лазает нечасто, в воду идет только в крайнем случае. В среднем за сутки охоты пробежка соболя достигает 3 км. Расстояния пробега значительно увеличивается зимой, когда в поисках пищи животное порой вынуждено вести полукочевой образ жизни, и уменьшается летом, когда есть немалые шансы наткнуться на остатки убитого кем-то крупного зверя. Но даже и летом, если удался неурожайный год, ему приходится пробегать от 10 до 20 км.

Следы соболя на снегу

Соболь очерчивает (помечает) для себя участок, в пределах которого охотится в течение длительного времени. Если еды в нем достаточно, то зверек обустраивается основательно на одном месте, строя нору и протаптывая целые тропы между своим жилищем и местами, в котором он обнаружил существенный источник пропитания. Возле больших убитых животных соболь обустраивает временные норы и сужает круг своего перемещения, ограничиваясь движением от норы до этой импровизированной «столовой».

Зимой животное предпочитает двигаться под снегом, прокладывая в его толще целые тоннели и не выходя на поверхность неделями. Вообще тропы, которые он набегает по собственному охотничьему участку, покрывают его густой сетью.

Гнездовье соболь может устроить под корнями деревьев, в дуплах (в том числе и поваленных стволов), в каменных россыпях.

Размножение

Традиционно для всех куньих спаривание соболя происходит летом – в июне или июле. Затем, после периода примерно 7–8 месячной латентной беременности, весной на свет появляются малыши. Происходит это обычно с начала апреля (на юге ареала) до середины мая (в северных регионах). Общий срок беременности, как правило, равен 260–290 дней, то есть 8–9 мес.

Дупла — излюбленное место ночевки зверька

На время рождения потомства и его развития самка устраивается в одной из своих постоянных нор или дупл, предварительно подготовив их – выстлав мхом, сеном, бывает, травой, а еще шерстью уничтоженных грызунов.

Щенки выводятся маленькими – не более 30 см в длину, – и совершенно беспомощными – слепыми и глухими. В одном помете их может быть от 1 до 6 шт. Примерно в месяц соболенок начинает слышать, еще дней через 7 – видеть. Уже со второго месяца жизни самка начинает подкармливать детенышей мясной пищей, прививая им заодно охотничьи повадки и привычки. К самостоятельной жизни молодняк переходит летом, когда у самки начинается следующий гон.

animalbox.ru

Насмешка старого соболя. / Сибирский охотник

Старое доброе время, о котором мы иногда вспоминаем с ностальгией, выглядит как-то моложе. Вспоминая молодость, приходится сомневаться в незыблемости некоторых утверждений. Например, что учиться надо на чужих ошибках. С этим нельзя не согласиться. Но как их избежать молодому человеку в условиях дикой тайги, когда на десятки километров вокруг нет ни души, шишек и просчётов не обойтись.

Будучи студентом, я охотился на соболей в прибайкальской тайге в учебно-опытном охотничьем хозяйстве Иркутского сельскохозяйственного института. Охотничьи угодья, преимущественно из темнохвойной тайги, занимали бассейн речки Морская Колесма, впадающей в Байкал около деревни Большая Голоустная. В военные и послевоенные годы здесь заготавливали древесину. Хвойники уцелели только на крутых склонах хребтов. Леса на полтора километра в обе стороны от рек, ручьёв и водоёмов являются водоохраной зоной, — запрещены для рубки, что закреплено в законах. Как в советское, так и в настоящее время лесозаготовители плевали на закон — как валили, так и валят лес от берегов до непреступных скал.

Вечно зелёная тайга зияла пустыми глазницами сплошных вырубок, поросших молодыми берёзами и осинами; убегала к темнеющим вдали серым хребтам в космах багряных облаков, освещённых лучами низкого зимнего солнца. Вдоль речек, изгибаясь гигантскими змеями, тянулись лежнёвые дороги из ядрёных лиственниц, скреплённых между собой железными скобами. Люди давно покинули эти места, но кое-где уцелели брошенные посёлки лесозаготовителей; ещё добротные дома чернели провалами выбитых окон и сорванных дверей; везде царило запущение и уныние. Надвигалась неминуемая гибель построек, недавно так необходимых человеку.

В ту зиму на территории хозяйства охотились на пушного зверя шесть человек. Преподаватель и три студента-первокурсника жили в большом зимовье в истоке Морской Колесмы в пяти шести километрах от Байкала. Второкурсник Анатолий обитал в старенькой сторожке на заброшенном верхнем складе лесозаготовителей, которых в тайге было немало. Склад — это расчищенная в лесу площадка, на которую трелевали только что сваленные деревья. Здесь обрубали сучки, если надо кряжевали на ассортимент, а затем грузили на автомобили. Рядом находились различные бытовки для отдыха рабочих и мелкого ремонта техники. Вокруг противотанковыми ежами громоздились горы откомлёвки и вершинника.

Моё «центральное зимовьё» тоже находилось на берегу безымянного ручья на заброшенном верхнем складе лесозаготовителей. Я был как бы «вольным стрелком», потому что писал дипломную работу именно по приписному охотничьему хозяйству, что позволяло мне собирать материал и охотиться везде, где заблагорассудится. Когда надоедало одиночество — уходил с охотой к своему брату-охотоведу.

Жил в бывшей кузнице, просторном бревенчатом помещении с прокопчёнными стенами и высоким потолком. В небольшой пристройке осталась куча древесного угля, который ранее использовался как кокс. Он прекрасно горел в железной печи и спасал меня в любые морозы от холода. Никогда, ни до, ни после у меня не было в тайге такого прекрасного топлива.

Внутри избушки, кроме железной печки, небольшого стола и голых нар из необструганных досок, ничего не было. В советское время студенты-охотоведы находились в очень тяжелом финансовом положении. Это в первую очередь касалось тех, кто занимался промысловой охотой. Только содержание промысловой лайки в течение всего периода обучения требовало уйму времени и средств.

Заход в тайгу осуществлялся на свои деньги. Кроме этого, необходимо было приобрести оружие, боеприпасы, специальную суконную одежду, продукты питания для себя и собаки. Обычно студенты ехали в специализированные промысловые хозяйства, где проходили практику, или списывались с охотоведами, выпускниками нашего института. В таких случаях промхозы помогали им заброситься на охотничий участок. В остальных случаях студент полностью полагался на свои силы и возможности.

На кафедре мне выдали стипендию за четыре месяца и, слава Богу, вручили комбинированное ружьё «Белка», которое обладало отличным боем.

И вот в конце октября высаживаюсь во второй половине дня из автобуса с огромным рюкзачищем и собакой, не доезжая десятка километров до посёлка Кочергат. До моей избушки семнадцать километров. К концу пути силы покидают меня, плечи в ссадинах и кровоподтёках от лямок.

Само собой разумеется, я не мог и не имел возможности занести спальный мешок или какое-нибудь постельное бельё и запасные тёплые вещи. Спать приходилось на голых нарах.

С вечера занепогодило: тёмные тучи седыми космами цеплялись за вершины хребтов, юго-западный ветер усиливался с каждым часом. Всю ночь деревья надсадно стонали и скрипели под его неослабевающим напором.

Утро было хмурым и серым. Снежные вихри метались среди могучих деревьев, втягивали в свою круговерть сорванные хвоинки, кору молодых веток, мелкие сучки и всякую ветошь. Тайга испуганно ухала, выла и свистела; надсадно скрипели старые кедры- исполины, и, не выдержав яростного напора стихии, какой-нибудь из них опрокидывался навзничь, круша на своём пути вся и всё. От удара содрогалась земля, окрестная тайга оглушительным грохотом отдавала последние почести заслуженному кормильцу окрестной живности.

Собака нехотя вылезла из конуры, потянулась всем телом, прогнувшись в спине, сбегала к кучам откомлёвки по своим делам и юркнула в тёплое чрево своего убежища.

Погода была явно не для промысла соболя. Как говорила моя мать: «В такую погоду добрый хозяин собаку гулять не выпускает», но какое-то смутное предчувствие удачи вытолкнуло меня с собакой в снежную круговерть. С Люстрой, дворноватой, но добычливой лайкой, чёрной, как смоль соболятницей, я охотился пятый год. Встретив «парной» след, она на первых порах сгоряча могла спороть в пяту, но через сотню метров, учуяв по запаху свою оплошность, разворачивалась и преследовала зверька напористо и споро, пока не загоняла его на дерево или в укрытие.

С полчаса мы шли через высокоствольный кедрач, поражённый сибирским шелкопрядом. Больно было смотреть на могучие кедры с серыми безжизненными космами погибшей хвои, а то и полностью голыми ветками. Кое- где унылую картину оживляли разлапистые ветки с живой хвоёй, точно изумрудные лоскуты на сером одеяле.

Всё так же, не переставая, шумел в ветвях ветер, валил густой снег. Буран быстро заметал наши следы. Люстра бежала чуть впереди, не проявляя присущей ей прыти. Мы приближались к подножью хребта, где заканчивался кедрач и начиналась старая гарь. В небольшом распадке перехватили свежий след соболя. Люстра бросилась в погоню, но вскоре вернулась — снег и ветер быстро переметали следы. Я взял собаку на поводок, и мы пошли распутывать соболиные ребусы. Люстра сначала пыталась бежать впереди меня, но после десятка резких рывков за поводок и шарканий мордой о стволы деревьев угомонилась и покорно брела сзади.

Ветер не унимался, под его напором жалобно шумели высокие кедры, молодые ели раскачивались из стороны в сторону, словно маятники старинных часов, снег валил и кружился в диком танце не переставая. В такую ветреную погоду у соболя короткий след. Зверёк где-то рядом. Только бы не потерять его в снежной мешанине.

В еловом распадке, в который мы спустились, было по-вечернему сумрачно и мрачно; ветер не мог разгуляться под разлапистыми елями и пихтами, где соболиные следы хорошо просматривались. Зверёк более тщательно обследовал выворотни и поваленные деревья в поисках мышей. Мы настигали его. Следы становились с каждой минутой заметней и свежей, позёмка не успевала их заметать. Собака почуяла близость добычи. Спустил её с поводка — она моментально исчезла в тайге. Прошёл по следам не более пяти минут, когда сквозь вой ветра донесся лай собаки «по зрячему». Зверёк задеревился на невысокой пихте. Я подошёл к добыче. Тёмный красавец, не таясь, изящно полустоял, полусидел на двух сучках: задние ноги опирались на нижний, а передние на верхний сук. Маленький хищник безбоязненно с нескрываемым любопытством наблюдал за невиданными пришельцами. Шикарный соболь был само спокойствие. Он впервые увидел собаку и человека и не понимал плачевности своего положения. Желанная добыча была в каких-то семи метрах от беснующегося пса и приводила его в неистовство. Я рассматривал красивого зверька в столь редкой позе и горько сожалел, что не было фотоаппарата.

Мы заполевали добычу. С восхищением разглядываю княжий мех роскошного соболя, без всякого сомнения, относящегося к самому ценному баргузинскому кряжу. По чёрному меху струится нацвет из яркой седой ости, с двойной зонарностью остевого волоса и густой шелковистой подпуши. Редчайший трофей даже для Прибайкальской тайги — один зверёк на тысячу. В остальных подзонах сибирской тай-ги, где не выпускали при расселении баргузинских соболей, вообще нет таких красавцев.

Окрылённые успехом углубились в тайгу. День казался прекрасным, а погода расчудесной — лучше не бывает. Я готов был всю зиму не видеть солнца лишь бы каждый день добывать по соболю. Мы шли среди кедров-великанов вверх по хребту к старой гари, заросшей ольхой, молодыми осинами и редкими берёзками. Снегопад прекратился, но ветер, шурша позёмкой, продолжать дуть с неослабевающей силой. На всём пути ни одной живой души, ни одного следка. Но мы упорно шли вперёд, не теряя надежды на удачу. Какая-то неведомая сила заставляла меня двигаться в избранном направлении. Холодный ветер пронизывал через суконную куртку насквозь, мёрзли лицо и руки.

К полдню перехватили соболиный след. Это была несомненная удача. Численность соболя в угодьях была невысокой. Судя по округлости и размерам отпечатков лап на снегу, след принадлежал крупному коту. Он был коротким. Маленький хищник пересекал гарь поперёк, не отвлекаясь на поиски пищи. Его путь лежал в прихребтовые распадки, поросшие тёмно- хвойным лесом, где соболь мог найти пропитание и залечь в уютное гнездо на днёвку. Ветер гнал позёмку, заметал следы снегом, выдувал запах зверька. Собака не могла работать в таких условиях. Виновато взглянув на меня, демонстративно убежала в сторону. Весь её вид как бы говорил: не стоит колготиться в этом чапыжнике по следу без запаха. Пришлось снова взять её на поводок и привязывать к рюкзаку.

След то терялся в снежных заносах, то появлялся вновь в относительно тихих местах. Продвигались медленно — мешала ольха. Для охотника это самое вредное дерево. Здесь на хребте произрастала кустарниковая форма ольхи высотой до четырёх—пяти метров. Только центральные ветви росли более или менее вертикально, остальные вкривь и вкось, образуя труднопроходимые густые заросли. Мы с трудом двигались по следу соболя, для которого не существовало никаких преград. Люстра часто запутывалась среди когтистых ветвей. Мне приходилось ежеминутно наклоняться, подлезать под ветки, отодвигать их в сторону, перешагивать через обгорелые стволы поваленных деревьев. Кустарник стылыми ветками цеплялся за одежду, не хотел пропускать. Я ругал себя за то, что выбрал такой маршрут. Но именно интуиция подсказала мне, где искать соболя. В данном случае надо радоваться, а не изводить себя ненужными упрёками.

Ветер поутих, выше поднялись тучи, в них появились просветы. Похолодало. Соболю надоело рыскать по продуваемой ветрами гари, побежка тянулась вниз к густому кедрачу. Отпустил с поводка продрогшую собаку. Она стремглав бросилась по ясно различимому на снегу следу. Зверёк недалёко. И точно, донеслось взлаивание, но какое-то редкое и неуверенное. Затем лай прекратился. «Скололась», — решил я и побежал на помощь. В густом кедраче соболь услышал преследование, забрался на высокий разлапистый кедр. Посидел, послушал, определил, что его преследует какой-то зверь. Инстинкт самосохранения подсказал ему, что следует запутать следы. Ловкий хищник пробрался к окончанию сучка, на котором сидел, и перепрыгнул на ветки соседнего кедра. Таким же манером оказался на следующем дереве, спрыгнул на землю — и был таков. Люстра прибежала к кедру, на который забирался соболь, и неуверенно залаяла; не почуяв запаха зверька, сделала круг, нашла выходной след и снова бросилась в погоню.

Пока собака крутилась в поисках выходного следа, мастеровитому соболю, по всей вероятности не впервые морочащему голову преследователям, хватило времени добежать до надёжного убежища. Все представители семейства куньих имеют на своём индивидуальном участке по несколько убежищ: в корнях деревьев, в дуплах, валёжинах, норах, курумниках и прочих местах.

Люстра азартно лаяла в небольшую норку в двух метрах от тонкой ели, тщетно пытаясь лапами расширить отверстие. Мёрзлая земля не поддавалась. Я на всякий случай сделал большой круг — выходных следов соболя не было. «Здесь ты, голубчик, — снимая рюкзак, радостно приговаривал я. — Сейчас мы тебя выкурим».

Попробовал топором расширить вход в убежище, но мёрзлая земля вперемешку с мелкими камнями, словно броня, надёжно хранила добровольного затворника. Зверёк чувствовал свою защищённость и несколько раз проурчал, что привело собаку в неистовство, а меня в восторг.

Развёл в полуметре от норы костёр. Когда он разгорелся ярким пламенем, навалил на него сырого мха. Чего-чего, а мха в прибайкальской тайге хватает. В небо устремился столб дыма, словно из трубы мощного паровоза. Веником из веток пихты начал загонять дым в нору. Пять, десять минут машу, а проку никакого. По-видимому, нора длинная, глухая и дым до зверька не доходит.

Ещё раз попробовал выкурить соболя — не получилось. Поставил капкан у входа в нору. Насторожил и хотел оставить без всякой маскировки, но почему-то присыпал тонким слоем снега.

Ночью долго ворочался, не мог уснуть, чего со мной никогда не случалось. В голову лезли всякие неприятные мысли.

Рано утром, когда на востоке только просветлело небо, я был на пути к капкану. День выдался на загляденье чудесным: в меру морозным, тихим и солнечным. Снег под лучами ласкового солнца блестел так ярко, что слепил глаза. После ненастья весело свистели синицы, где-то вдали плакалась желна, весёлой дробью приветствовали друг друга извечные трудяги-дятлы, визгливо кричали сойки. Вся таёжная живность, от мелкой мыши до изюбря, старательно набивала желудки доступным кормом.

Вот и капкан. От него ровной цепочкой уходят соболиные следы, теряясь в таёжных дебрях. Я раздосадован своей оплошностью. Вдобавок ко всему старый соболь поиздевался надо мной всласть. На смерзшемся на капкане снегу красовалась до неприличная огромная куча соболиных экскрементов.

Г.Лапсин

“Охота и охотничье хозяйство” №3 – 2013

www.hunting.ru

По следам соболя. / Сибирский охотник

Снегоход натужно рыкнул , выбросив из под гусянки подмороженную болотину и сел на брюхо. Я оглянулся назад и обомлел. Вся амуниция, уложенная в сани, была покрыта толстым слоем замерзающей болотной жижи.  Так начинался наш путь на избу.

Попытки вытащить застрявшую технику не увенчались успехом, но душу грело, что следом должны были выехать товарищи на втором снегоходе.  Пока ждали подмогу, разгрузили между кочек вещи, вид которых вызывал смешанные чувства смеха и досады.

   Это был первый выезд в зимовё в нынешнем сезоне. Задача стояла добраться до избы, а от туда, начинать пробивать путики по заросшим профилям. Посмотреть следы местных обитателей и расставить соболиные ловушки.

Ехать собрались вчетвером на двух снегоходах. В отправную точку мы приехали первыми и решили потихоньку ехать, по пути насторожить капканы и протоптать дорогу до болот. Чем это закончилось, я изложил выше.

Мужики не заставили себя долго ждать. Общими усилиями “Рысь” вырвали из трясины и взялись за строительство дороги.

 Через пару часов проскочили до конца болота, оставляя за собой шпалы березняка. Назад возвращались уже как по Бродвею.

Дальше добрались без приключений, потратив в общем на путь от дома до конечной точки пять часов.

По дороге встретились с глухарём сидящим на макушке дерева. Пытались подойти но подшумели.

Возле избы нас ждал неожиданный сюрприз. Ветром сломало осину, и она угрожающе нависла над крышей. Решили пока не трогать, но вопрос решать придётся..

Незваных гостей не было, внутри всё ждало, как оставили. Затопили печь

перекусили, согрелись по 100грамм  и в путь…

остаток дня пролетел за сооружением ловушек. До темна удалось поставить около десятка, по плану пятьдесят.

Следы соболя попадались  на протяжении всего пути.

А возвращаясь в зимовьё, пересекли свежий лосинный след. Загон в ближайших планах.

Утро встретило морозцем 

Прогулялся пару часов вдоль поймы реки, взял пару рябчиков. Будет чем кормить котов лесных. Похлопотали по хозяйству и ближе к обеду тронулись  обратно. По пути  глянули в капканы. В одном из трёх – трофей. Молодой, не крупный соболёк.

Много ещё предстоит проехать и пройти. Впереди долгая и суровая северная зима. Надеюсь удача не оставит нас и здоровья хватит на дальние переходы чего и Вам желаю.

www.hunting.ru

зайца, медведя и другие рисунки

Уроки с картинками «следы животных» — это интересное, увлекательное и очень познавательное занятие для детей. Изучение и распознавание следов помогает развить не только память, но и объемно-пространственное мышление.

Можно начать изучение с картинок, но с наступлением зимы и после выпадения снега стоит проводить наглядные примеры на улице (детям это безумно понравится).

Вряд ли рядом с домом вы найдете след лапы дикого кабана, зайца, волка или медведя, но увидеть где гуляла кошка, собака или птичка вполне реально.

Следы животных с подписями

Общая табличка следов популярных зверей:

Собака и кошка

Вы наверняка не раз видели следы, которые оставляют на снегу и земле домашние животные. Отпечатки лап кошки и собаки схожи, но все же у них есть некоторые отличия.

У собак помимо подушечек и шерсти отпечатываются еще и когти. При этом размеры следов могут быть разными – в зависимости от породы животного.

Волк и лисичка

Если ваш участок расположен недалеко от леса, к вам могут тайком пробраться дикие «родственники» собаки из того же семейства – Псовые. Как правило, следы волка крупнее собачьих.

Но в своем саду вы их вряд ли встретите, поскольку санитары леса обычно сторонятся людей и их жилья. А вот лисы не прочь пробраться, например, в курятник и там поживиться.

Следы лисы отличить легко: на передних лапах у нее два средних пальца заметно подаются вперед.

Еще фотографии следов лисички:

Белка

Белки активны как летом, так и зимой. В поисках пищи они прыгают с дерева на дерево и порой спускаются на землю, оставляя там следы.

Если зимой вы устанавливаете на участке кормушки для птиц, будьте готовы, что до них могут добраться и милые белочки.

Еще фото следов белок:

Курица и хорёк

Если вы не только занимаетесь растениеводством, но и держите кур или кроликов, то позаботьтесь о защите своего хозяйства от хорьков. Они охотятся в основном ночью. Также домашним птицам и животным могут нанести урон куницы.

Заяц

Ушастые зверьки причиняют человеку вред лишь тем, что любят полакомиться корой плодовых деревьев.

Причем они отдают предпочтение молодым, еще не окрепшим саженцам. Если вы заметите на участке следы зайца, позаботьтесь о хорошей защите садовых растений.

Заяц-беляк:

Заяц-русак:

Следы парнокопытных (лось, олень)

Все парнокопытные оставляют схожие следы. Эти отпечатки напоминают параллельно лежащие две дольки апельсина.

Лось:

Ласка и горностай

Ласки и горностаи тоже охотятся на мелких грызунов и домашнюю птицу по ночам. Эти юркие животные внешне очень похожи, но горностай крупнее ласки, поэтому его следы почти в 2 раза больше.

Барсук, еж и крот

На снегу вы вряд ли увидите следы барсука, поскольку большую часть зимы он спит. Кроме того, этот зверь очень скрытный и предпочитает держаться подальше от человеческого жилья.

Еж тоже не разгуливает зимой по снегу. Зато летом его следы можно встретить на почве довольно часто.

Кроты и вовсе обитают под землей и редко вылезают на поверхность. Но, кто знает, может, именно вам повезет отыскать не только ямы, сделанные кротами, но и отпечатки лап этих зверьков.

Грызуны

Отпечатки лап грызунов тоже очень похожи, отличаются они в основном размерами.

Птицы

Очень легко распознать следы утки (кряквы): в них четко прорисованы перепонки. Фазаны оставляют довольно крупные следы с характерным отпечатком шпоры.

Этих пернатых узнать легко, а вот, например, многие поющие пташки оставляют настолько маленькие отпечатки, что по ним практически невозможно определить «хозяина».

Росомаха

Следы росомахи спутать с чьими либо другими сложно. Передние и задние лапы имеют пять пальцев. Длина отпечатка передней лапы около 10 см, ширина 7-9 см.

Задняя лапа чуть меньше. На снегу часто отпечатывается пястная мозоль в форме подковы и расположенная прямо за ней запястная мозоль. Первый самый короткий палец передних и задних лап может не отпечатываться на снегу.

Рысь

Размер следа передних лап взрослых особей около 8 см в длину и столько же в ширину, задних лап чуть меньше. Длина размеренного шага рыси около 60 см у самцов и 45 см у самок. У молодняка шаг короче, но за матерью они идут гуськом, стараясь попасть след в след.

Соболь

Следы соболя на снегу обычно не четкие, заметить и распознать их может не всяких охотник. По размеру отпечатка они не уступают лисьим следам, а при движении трехчеткой (3) по своему характеру напоминают заячьи.

В основном же зверек передвигается свойственным всем куньим шагом — двухчеткой (1).

На плотном снегу отпечаток может составлять от 7 до 10 см в длину и до 6 см в ширину.

При этом длина прыжка в среднем составляет 45-75 см. На рыхлом снегу парные отпечатки чаще всего сливаются в одну ямку (2) и длина прыжка составляет не более 30 см.

Однако во время ухода от погони или на охоте, соболь может совершать прыжки до 2 м.

Интересное видео со следами и издаваемыми звуками животных:

Рисунки следов других животных

Кабан: Медведь:

Волк:

Пума и койот:

Ласка:

Лесная куница:

Обыкновенный ёжик:

Следы каких диких животных и птиц вы уже встречали на своем участке? Расскажите, удалось ли вам мирно ужиться с гостями из леса?

zverovod.info

рассказы из архива Эра -далее / Сибирский охотник

Трудовой соболь

ЛАПСИН Геннадий Михайлович

По привычке я проснулся задолго до рассвета, прислушиваясь к шорохам тайги. За стенами — глухая предрассветная тишина. Тишина до звона в ушах. Вчера во второй половине дня небо очистилось от туч, а вечером на западе долго светилась алая заря. День ожидался солнечный, морозный.

В кромешной тьме нащупал в изголовье коробок спичек, зажёг свечу; по закопчённым брёвнам заколебались пляшущие блики скудного света, высветив не менее скудный облик таёжного жилища. Рядом с дверью, с правой стороны, на земле стоит железная печь, на стенах и на жерди под потолком висит на просушке одежда из серого сукна. Около печи, впритык к стене прилепился столик из расколотых плах, забитый металлической посудой; в дальнем углу под потолком висят деревянные правилки на соболя. У противоположной от двери стены, под маленьким окном, ещё один столик, на котором стоит транзисторный приёмник и радиостанция «Гроза», единственное напоминание о том, что хозяин имеет какое-то отношение к цивилизации.

Я вылез из спальника, подложил в печь дров и поставил подогреваться вчерашний суп. На улице ко мне подошёл, потягиваясь всем телом, Снежок — пятилетний кобель, белый, как заяц.

После потери Байкала у меня долго не было хорошего соболятника. Со Снежком повезло. Купил его у знакомого охотника, променявшего холодную Якутию на более тёплые яблочные края. Кобель рослый, поджарый, сообразительный, с умными глазами. О таких охотники говорят: «Всё понимает, только сказать не может». Он отлично работал по соболю, белке, глухарю, не боялся медведя.

Прежде чем позавтракать, накормил Снежка остатками вчерашней похлёбки из соболиной тушки и смеси разных круп, приправленных свиным жиром. Утром ему положено, в целях лёгкости бега, не более двухсот граммов корма. Зато вечером он вволю тешит свою утробу — съедает столько варева, что раздувается словно клещ.

Подложил в печь дров, отрегулировав подачу воздуха на минимум, чтобы они тлели весь день. В зимовье будет тепло, как в городской квартире с центральным отоплением. Заполнил все ёмкости снегом и, поставив их на печь, вышел на улицу. Лёгкий морозец пощипывал щёки. На востоке появилась чуть заметная полоска блеклого света.

Снежок невидимкой трусил впереди меня метрах в десяти.

Прошёл около пяти километров, когда выглянувшее солнце озарило ярким светом чистенькую тайгу, припорошенную белейшим снегом, и покатило в голубую высь бездонного неба.

День звенел и сиял красками зимнего леса, но не вселял радости в мою душу. Где-то под снегом, в сухой и тёплой берлоге, спокойно и безмятежно отлёживается медведь — никакой заботы о пропитании и страха перед зимними морозами. А вот соболю плохо. В тайге его мало. Второй год подряд неурожай кедровых орехов, ягод рябины и голубицы; очень мало мышевидных грызунов — основного корма в зимний период — в результате пропустовало более половины половозрелых самок. Численность соболя сократилась почти вдвое. В такие зимы голодный зверёк сутками бегает по тайге в поисках пищи. Длина его суточного хода достигает сорока километров. Где это видано, чтобы, встретив соболиный след четырёх-пятичасовой давности, мы бросались в погоню?

Не каждый раз нам удавалось догнать соболя, а если и догоняли, то возвращались в избушку потемну, измученные до предела. Я сразу же приступал к «домашним» делам: колол, таскал дрова, топил печь, таял снег для воды, варил себе и собаке пищу; пока варилась еда, снимал с соболя и белок шкурки, обезжиривал, правил на правилках.

Промысловик в тайге мастер на все руки — приходится делать любую необходимую работу. Перепоручить её некому. Я сразу выполнял несколько дел: в пол-уха слушал радио, поглядывая на часы, чтобы не пропустить сеанс радиосвязи с промхозом, обрабатывал пушнину и готовил себе и собаке пищу или стирал бельё. Особенно часто приходилось стирать суконные рукавицы, в которых раскапывал соболей, затаившихся в пустотах под корнями. В этом сезоне нередко Снежок отыскивал по старым следам соболей, отлёживающихся в своих гнёздах.

На охоте удачи чередуются с затяжными полосами невезения, а я верил в предстоящую удачу.

Я очень хотел встретить свежий след соболя, но пересёк всего один и то вчерашний. Охотничья интуиция вела меня через мрачные ельники и весёлые сосняки к высокоствольному лиственничнику, привольно раскинувшемуся на десятки километров по водоразделу между речками Чаянда и Сюльдюкар.

Часы показывали без четверти одиннадцать, когда мы встретили ночной след молодого соболя. Я внимательно осмотрел его. Время стёрло на выволоке выброшенный лапами зверька снег. Я поднял смёрзшуюся чашу следа, она была намного больше лап соболя, представляя собой глыбу снега весом не менее ста граммов, и твёрдой на ощупь. По моим расчётам, соболь прошёл около четырёх часов назад. Собака обнюхала след и осталась к нему равнодушной. У неё не было никакого желания бегать по следу, лишённому волнующего запаха зверька. Это мне запах соболя абсолютно ни о чём не говорит. А для Снежка — верный путеводитель. Пахучий аромат запаха является для собаки мощнейшим стимулятором, своего рода допингом. По запаху она определяет пол зверька, его функциональное состояние, голоден или сыт, а если сыт, то чем он питался в ближайшее время. Встав на соболиный след, хорошая собака не спутает его ни с каким другим. Более того, она чётко определяет по резкому запаху адреналина момент, когда зверёк услышал, что его преследуют, и бросается со всех ног к убежищу.

Взвесив все за и против и понимая сложность предстоящей работы, я решил попробовать догнать этого соболя. Чем чёрт не шутит! В тайге всякое случается. Где гарантия, что сегодня я вообще встречу ещё хоть один след соболя?

След вёл меня сначала по ключу, поросшему елово-лиственничным лесом, где зверёк ещё глубокой ночью безрезультатно обследовал встречаемые валёжины, выворотни и многочисленные завалы. Затем вывел на пологий склон лиственничника, лишённого какого-либо пропитания для голодного зверька. Снежок, не торопясь, бежал по следу чуть впереди меня. Остывший след не вызывал в нём никакого энтузиазма. У меня тоже. Но раз ввязались в эту авантюру — где наша не пропадала! Будем преследовать до победного конца! Мы уже несколько дней не добывали соболя, а спущенный охотоведом план надо выполнять.

В старой гари соболь проверил голубичник, лишённый вкусных плодов. Движение зверька было настолько хаотично и запутано, что мне пришлось несколько раз отыскивать выходной след и показывать его собаке.

Последняя пороша была четыре дня назад. За эти дни лесные обитатели оставили на снегу уйму следов. В придачу снег испещрен многочисленными выбоинами от упавшей кухты и веток деревьев. Это отвлекает собаку, работающую по старому следу на глазок.

Мы уже два часа преследуем голодного соболя. Нигде ему не удалось ничем поживиться. Часы показывали четверть первого. Я начал присматривать место для разведения костра. Следы вывели к редкому сосняку. Остановился около невысокой сухостойной сосны. Нарубил дров, разгрёб снег. На землю положил два толстых полена, а между ними — кучку тонких, тоньше спички, сухих сосновых веток, поджёг их. Когда ветки занялись пламенем, начал по одной такой же веточке подкладывать в костёр. В первый момент не торопился, чтобы не завалить слабый огонь большим количеством топлива.

В тайге приходится много ходить, таская на себе груз не меньше восьми килограммов: ружьё, нож, топор, патроны, фонарик, котелок, поняга, продукты, добытые животные. Поэтому промысловик никогда не возьмёт с собой лишнюю иголку. Пословица: «Своя ноша не тянет», — к данной ситуации малоприменима.

В жестяную литровую банку из-под сухого молока набил снег и подвесил над костром на сырую палку. Через десять минут чай готов. Обед занял примерно полчаса. Снежку, вылизавшему за короткий отдых натруженные лапы, тоже досталась своя порция корма.

Взбодрённые крепким чаем и отдыхом, мы продолжили нудное распутывание холодного следа, напоминающее неотступное желание заблудившегося путника отыскать в холодной ночи призрачный огонёк хоть какого-нибудь жилья.

Перед рассветом в еловом распадке с одинокими берёзками соболю повезло — придушил сонного рябчика. Затащил его под поваленную ель и отвёл душу парным деликатесом.

Теперь соболь наш! Сытому зверьку, как удаву, срочно необходим длительный покой. Опытная собака, причуяв след маленького хищника, к которому добавились запахи недавно растерзанной птицы, на махах умчалась в тайгу. Через пять минут загремел её весёлый лай.

Радостный, с учащённо бьющимся сердцем, поднимаюсь по пологому склону среди молодых сосёнок, припорошенных снегом, словно укутанных пышными белыми покрывалами. Кристаллы пушистого инея искрятся алмазной пылью в переливающихся лучах холодного солнца.

Снежок лает на исполинскую лиственницу.

Внимательно осматриваю дерево и не могу обнаружить соболя. Но Снежок лает уверенно. На всякий случай делаю большой круг вокруг дерева и не нахожу выходного следа. При более внимательном осмотре обнаруживаю на восточной стороне ствола на высоте примерно пятнадцати метров круглое отверстие — вход в дупло.

Стреляю раз за разом из малокалиберного ствола в дерево чуть ниже входа в дупло. Пули со свистом и жужжанием отскакивают от мёрзлой древесины, как от брони танка. Зверёк молчит и не показывается. А Снежок лает настырно, азартно. Несомненно, он видел соболя, который при моём приближении спрятался в дупло.

Остаётся одно — свалить дерево. Обхожу злополучную лиственницу. У самой земли она почти в два обхвата, на высоте двух метров — полтора. Дерево ядрёное, крепкое. Сколько ходил по тайге, такого великана не встречал. С таким «баобабом» мотопилой-то не сразу справишься. Это сколько же времени мне топором тюкать? Вот тебе бабушка и Юрьев день! Как говорят казахи: «Не повезёт, так и на верблюде собака укусит».

Вынул из поняжки проверенный временем топор. Сделал я его специально для промысловой охоты. Для топорища выбрал берёзу, растущую на южном склоне сухого взгорка. Отпилил от комлевой части чурку длиной метр, продольными протёсами удалил часть коры для того, чтобы при высыхании древесина не трескалась. Положил чурку на вышку деревянного дома для просушки. Через два года расколол на плоские заготовки. Совершенно сухая древесина была прямослойной, слегка волнистой и без единого сучка.

Топорище сделал под мои руки, с небольшим изгибом, чтобы не нарушить продольные слои древесины, и тем самым не ослабить его крепость. Тщательно отполировал его, подогнал под топор и дважды пропитал горячей олифой.

В магазине выбрал средний плотницкий топор. На наждаке, не торопясь, срезал носок и пятку, уменьшив вес топора и длину лезвия. На режущей части лезвия увеличил угол, что придало топору крепость при рубке древесины в сильные морозы, исключив выкрашивание металла о сучки. Наряду с этим, при вхождении в древесину такое лезвие в ней не застревает и легко выходит наружу.

Обычно при рубке толстых деревьев на нижней части топорища появляются сколы и выбоины. Чтобы это предотвратить, при насадке топорища я поставил тонкую жестяную пластинку длиной двадцать пять и шириной пять сантиметров. Один конец пластинки вошёл в топор, а противоположный закрепил двумя маленькими шурупами.

Топорище расклинил сосновым клином, предварительно пропитав клеем топорище и клин.

Длина топора — семьдесят пять сантиметров, вес — полтора килограмма. Крепится он на поняжке на двух ременных кольцах. Чтобы вытащить или вставить его на место, требуется не более пяти секунд. В тайге он всегда при мне — такая же жизненная необходимость, как ружьё или шапка.

Часы показывают полтретьего. Начинаю рубить. Во все стороны летят щепки. С каждым взмахом топора тает, как снег в жаркий полдень, моя надежда на то, что сердцевина гнилая. Постепенно снег вокруг дерева утрамбовывается наподобие танцевальной площадки и становится золотистым от коры и щепок.

За полчаса каторжной работы я врубился в лиственницу на десяток сантиметров. Сажусь перевести дух. Зимнее солнце коснулось вершин деревьев. Надо поторапливаться. Снова рублю настырно, с остервенением; примерно так рубились наши предки на Куликовом поле с ненавистными ворогами. Жарко — снимаю куртку. Топор с трудом вгрызается в мёрзлую и прочную, как сталь, древесину. Жарко — снимаю варежки. Тяжко — сажусь на щепки перевести дух.

Затуманенную голову сверлит навязчивая мысль: каково там, в дупле, соболю? Наверное, он чувствует себя в полнейшей безопасности и по-своему, по соболиному, хихикает над несмышлёным двуногим, тюкающим у самой земли по несокрушимому дереву. Тюкает и пусть себе тюкает. А сам в блаженстве и неге переваривает рябчика и переживает все перипетии удачной охоты. Но мне всё-таки кажется, что наше присутствие вызывает у соболя неясную тревогу. Генетическая память рисует ему проблески картинок поведения его предков в сходной ситуации; вроде бы безобидное тюканье в конечном итоге может обернуться одним единственным тюком по собственной головушке. Не лучше ли убежать подальше от надоедливых пришельцев? Дай Бог, чтобы просветление у него наступило как можно быстрее!

Холодно. Надеваю варежки и снова рублю. Вгрызаюсь в древесину, словно голодный бобр. Только бобру нечего торопиться; не свалит дерево сегодня, так сделает это завтра. А меня поджимает короткий зимний день. Оранжевый диск солнца опускается за деревья. К тому же до зимовья более десяти километров.

Тяжко. Мышцы рук наливаются свинцовой тяжестью. Топор на всю длину топорища уходит в ненавистное дерево. А оно стоит всем чертям и мне назло.

«Ничего, — думаю, — всё равно свалю!» Стиснув зубы, продолжаю работу. Ничто не заставит меня остаться на бобах. Чёрта лысого! Чтобы я оставил в дупле полторы сотни моих кровных рубликов?! Да ни за что!

Сегодня суббота. На большой земле по старинному обычаю тройной праздник. Баню топят. Эх, с каким бы удовольствием сейчас завалиться в парную! Блины пекут. Да, сейчас бы горячих блинчиков со сливочным маслом да ароматным мёдом! Баб любят. Вот бы к любимой жёнушке под горячий бок!

От дурманных мыслей чуть не вылетел топор из одеревеневших рук. Но продолжаю рубить. Пот застилает глаза. Не обращаю внимания. Рублю зло и отрешённо. Все помыслы о тёплой постели и блаженном отдыхе. Усталые мышцы просят покоя. В ушах — колокольный звон…

Лай Снежка переходит в неистовый визг. Смотрю вверх. О, радость! На самой макушке лиственницы за труды наши праведные высвечивается соболь на фоне алого заката желанным призом!

г. Новосибирск

www.hunting.ru